Индотитания - Страница 28

— Стоп! — воскликнул Полифем. — Как звали титана?

— Сразу видно, что мозги пропил не я, а ты, — презрительно скривил губы Дионис. — Мог бы и сам догадаться. После титаномахии на свободе остались всего два титана. Дряхлый Океан и.

— Прометей! — вскричали все хором.

— Ну, наконец-то, — сказал Дионис. — Пойду-ка я отолью. За угол.

Он, шатаясь, скрылся за хижиной. Мех с брагой Дионис зачем-то прихватил с собой. Никто особого внимания на это не обратил.

— И где же теперь их обоих искать? — задумчиво спросил Гермес.

Полифем ответил:

— Самые богатые залежи меди в округе имеются только на острове, который вы называете Кипром. И Прометей об этом знает.

— На этом острове есть и залежи мышьяка, — недовольно сообщил Гефест.

— Мышьяк имеет какое-то отношение к делу? — поинтересовался Гермес.

— Сей полуметалл — первый шаг к получению бронзы, — ответил Полифем. — Он очень важен для развития оружейного дела. Если не помешать этим двоим, то можно будет поздравить человечество со вступлением в бронзовый век.

— Я всегда говорил, что оставлять самого умного из титанов на свободе — непростительная ошибка, — сказал Гефест.

— Но ведь он не участвовал в титаномахии, — заметил Гермес. — За что же его было сажать в пещеры?

— Теперь есть за что?

— Теперь ему место уже не в пещерах, — сказал Полифем. — Теперь Брахма будет настаивать на более суровом наказании.

— Вряд ли он добьется этого от Зевса, — усмехнулся Гермес.

— Это почему?

— Потому что наш любвеобильный папаша Зевс спутался с Клименой, которая приходится Прометею матерью. Зевс в ней души не чает.

— А-а-а, — протянул Полифем. — Вы, гуманоиды, вечно усложняете жизнь себе и окружающим всякими несуразностями. То долг какой-то выдумаете, то честь. А про эту вашу дурацкую любовь я вообще молчу.

— Ну и молчи себе, — Гефест оглянулся. — Где этот алкоголик Дионис?

Пук, стоявший в стороне, подал голос:

— Он зашел за хижину, а потом припустил к воротам, за которыми и скрылся.

— Надо же, прошляпили, — констатировал Гермес. — Теперь мы его и за две недели не поймаем.

— Да пошел он сторуким гекатонхейрам ногти стричь! Сколько можно в няньках ходить! — Голос Гефеста наполнился негодованием.

— Но ведь Зевс именно нас с тобой просил заняться им, чтобы избавить от пьянства.

— Вот пусть отправит его в пустыню к дромиду. Тумблеры ему переключать. Там он не то что вина не увидит, за верблюдицами станет охотиться, чтобы хоть молоком заглушить жажду. Все, не буду я за ним больше гоняться!

— Еще как будешь, — раздался вдруг откуда-то сбоку странный лающий голос. — Вприпрыжку поскачешь!

Боги и киклоп недоуменно огляделись. Никого лишнего вокруг не было. Выходило, что это Пук решился на очередную глупость. Но вождь стоял, как громом пораженный. Взгляд Пука был направлен куда-то вниз. Проследив его направление, троица обнаружила в ногах у Пука лохматого грязного кобеля с распахнутой пастью, из которой свисал слюнявый язык. Пук поднял шалые от страха глаза, развел руки в стороны и сказал:

— Клянусь Кроносом, тьфу, то есть Зевсом клянусь, это не я сказал!

Пес убрал язык в пасть, и из его глотки донеслось:

— Да это я, Дух.

Полифем вскинул меч вверх и понесся на кобеля с криком:

— Вот ты где, негодяй! Сейчас я тебе задам!

Пес сиганул в сторону, Пук свалился без чувств на землю, а Полифем, споткнувшись о тело вождя, врезался головой в валун. Меч, звеня, покатился по камням. Гермес, смеясь, заметил:

— Эй, Полифем, не гневи Духа, а то он опять вселится в тебя, и будете вы тогда с Дионисом выяснять, кто кому меньше налил и кого следует уважать больше.

Киклоп встал, молча уселся на валун, подобрал меч и приложил его ко лбу, пытаясь предотвратить появление шишки. Пук остался лежать, делая вид, что умер от страха. Пес же, находясь на безопасном расстоянии, заявил:

— Что за манеры? Сразу видно: дикое одноглазое чудовище. А я, кстати, не просто так к вам пришел. Я пришел по делу.

— Какие у тебя могут быть дела? — с ехидством спросил Гермес. — Ты вечно занимаешься всякими пакостями. Ты ни одно серьезное дело не можешь выполнить, как положено. Я удивляюсь, как ты служил дромиду и не перепутал ни одного тумблера?

— Почему? Путал несколько раз, но несущественно, — ответил Дух.

— Можно либо путать, либо не путать, — невозмутимо сказал Гефест. — Несущественно получается лишь испортить готовящийся суп, наплевав в него. Поварится немного, и никто ничего не заметит, потому что на вкусе не отразится. Да еще, пожалуй, нагадить в свинарнике. А вот в случае с дромидом — кто его знает. Может, по твоей вине мы и инды оказались в этой дыре? Ты, например, «несущественно» повернул не тот тумблер — и гиперпереходные тоннели схлопнулись?

— Вы что, всерьез считаете, что один дромид может изменить существующий порядок вещей во Вселенной? — спросил Дух. — Я был о вас лучшего мнения. К вашему сведению, мы с Чичмурдаком ни в чем не виноваты.

— Ну да, конечно, — язвительно заметил Гермес. — Ты никогда и ни в чем не виноват. Потому что не путаешь. А кто во время Атлантической войны сообщил, что гравитационная машина индов находится в Мохенджо-Даро? И что? Кронос выпустил треть запаса ядерных ракет в это место. В результате инды лишились корабля, на котором прилетели, а машина осталась целой, и они до сих пор угрожают нам ее применением!

— Я не виноват, что, пока доводил до титанов результаты своей разведывательной деятельности, инды спрятали машину в другом месте, — ответил Дух.